У тебя есть коробка,
у меня есть коробка.
Мы собрались,
устроили пробку.
Вспомнили, что у нас есть колеса
и теперь умираем
от авитаминоза.
У меня есть скорость,
у тебя есть скорость,
мы придумали снег и морось.
Теперь повсюду слякоть,
как тут не плакать.
Я вырезаю дыру в груди,
нашептывая «приди-приди»,
хватаю, как зайца, за уши
свою вездесущую парусность.
Хватаю прохожих за рукав:
смотрите, я автоудав,
сам себя пожираю, таю.
Я не готов, я не согласен
свой ртутный столб,
свой хлипкий ясень
обворачивать в бумагу.
Чего ради? Чтобы потом
согнать брагу,
искать ускользающий градус,
это переработанное возрадуйся?
Я не хочу оглядываться через плечо,
теплее, холодно, горячо,
какие красивые у меня родинки,
куст смородины
здесь однозначно к месту,
он делает тень над креслом.
Я не хочу то, что вращение педалей,
переводить в разряд далеких далей,
а потом, с еле теплой грелкой,
пить в компрессах, в газовых горелках.
Не хочу то, что сейчас возможно:
бродить по своей необъятной коже,
где каждая клетка когда-то уже была выстрадана,
и на каждом шагу организовывать пристани.
Строить корабли, сдабривать техникой,
и, каждый причал называя меккой,
выравнивать заряды магнитного поля,
вот вам море, ветер, воля.
Я не хочу вообще говорить об этом,
все мы знаем, что дело не в этом.
Когда дверь уже открыта,
нет возможности делать вид,
насмерть в нее проваливаясь,
что беспокоит недолеченный кариес.
у меня есть коробка.
Мы собрались,
устроили пробку.
Вспомнили, что у нас есть колеса
и теперь умираем
от авитаминоза.
У меня есть скорость,
у тебя есть скорость,
мы придумали снег и морось.
Теперь повсюду слякоть,
как тут не плакать.
Я вырезаю дыру в груди,
нашептывая «приди-приди»,
хватаю, как зайца, за уши
свою вездесущую парусность.
Хватаю прохожих за рукав:
смотрите, я автоудав,
сам себя пожираю, таю.
Я не готов, я не согласен
свой ртутный столб,
свой хлипкий ясень
обворачивать в бумагу.
Чего ради? Чтобы потом
согнать брагу,
искать ускользающий градус,
это переработанное возрадуйся?
Я не хочу оглядываться через плечо,
теплее, холодно, горячо,
какие красивые у меня родинки,
куст смородины
здесь однозначно к месту,
он делает тень над креслом.
Я не хочу то, что вращение педалей,
переводить в разряд далеких далей,
а потом, с еле теплой грелкой,
пить в компрессах, в газовых горелках.
Не хочу то, что сейчас возможно:
бродить по своей необъятной коже,
где каждая клетка когда-то уже была выстрадана,
и на каждом шагу организовывать пристани.
Строить корабли, сдабривать техникой,
и, каждый причал называя меккой,
выравнивать заряды магнитного поля,
вот вам море, ветер, воля.
Я не хочу вообще говорить об этом,
все мы знаем, что дело не в этом.
Когда дверь уже открыта,
нет возможности делать вид,
насмерть в нее проваливаясь,
что беспокоит недолеченный кариес.