вязко и протяженно, дыханием заложенного носа, саднящим сквозь сон горлом, ночью сплошь в дождевых косых полосках, сферическими автобусными остановками, я ожидаю тебя в проходящих мимо автобусах с лопнувшими дермантиновыми оббивками и рыжим паралоном наружу, пассажирами головой мне на плечо; ты где-то посреди салона, у запотевшего окна в мелкую каплю, изредка в полоборота ко мне, сквозь толщу плащей и курток с карманами; у меня в руках книга с твоими рассказами в одно предложение, недавно опубликованная, я листаю ее, пытаясь читать под светом проплывающих за окном огромных рекламных свтеодиодных панелей; ты рядом, по левую руку, смотришь поверх голов в окно и читаешь мне по памяти то, что мне не удается из-за плохого освещения, я закрываю книгу, заложив нужную страницу, слушаю тебя и смотрю в одну точку. кафе, круглое в плане, с большой площадью остекленения и летней пустой мансардой на крыше со сложенными мокрыми зонтиками; внутри всюду льется слишком яркий не теплый, не холодный свет, стоит людской гомон, я неосознанно движусь по кругу, определяя это только по циклически меняющемуся ракурсу и интенсивности звуков, ты, кажется, тоже движеся таким же образом, но наверное с другой скоростью, поэтому я не могу тебя рассмотреть. где-то наверху находятся длинные переплетающеся узкие коридоры с выцветшими обоями и равномерной последовательностью низких рассохшихся дверей, одна из которых ведет в светлую небольшую комнату с видом на мертвое море из окна в ванной. я сижу на стуле с металлическими ножками, ты что то кричишь мне из-за открытой двери, влажный белый пар стелится по кафельному полу, подбираясь к ногам, пахнет розмарином, я поворачиваю голову, смотрю на твою спину, как будто взятую в рамку мыльной или морской пены, отпускаю одну из многочисленных традиционных шуток, ты отвечаешь какой-то заготовкой из своего набора. события отмежевываются друг от друга, движутся, беспорядочно взаимодействуют, формируют бесконечно много различных сочетаний, перемещаются в разные фазы сна, соскальзывают вниз, растекаются, испаряются, оставляя после пробуждения только белый соленый налет.