Я идиот, как каждый,
кто сознательно обрушивает
себе на голову мир,
а потом, в страдании,
старается его разгребать.
Как каждый, кто в страхе исчезнуть,
насилует ослепительную звезду немоты.
Кто заглушает ее шумом, окольными дорогами,
воплем своего горделивого бессилия,
закапывает, втаптывает в коллективную землю.
А потом ненавидит себя, героически бросает на штык,
в космическом зверином рыке самоотверженности
старается избегнуть своего единственного предательства.
Как каждый, кто в упоении разнообразия возможностей,
множит и радостно подсчитывает тропинки альтернативной свободы,
протоптанные не в одиночку, не в тишине,
но под задорное урчание веселящего радужного газа,
вольно струящегося во все стороны и направления.
Как каждый, кто, в редких промежутках, слетев с кривой
движения вокруг да около, подрагивая на ветру абсолютной наготы,
восхищенно смотрит в невозможную немую даль
своими обыкновенно слепыми глазами.
Как каждый, кто готов мгновенно забыть
факт своего постоянно присутствия там.
Кто, поев неземных котлет и картошки на кухне небесных созвездий,
слушая шелест листвы далекого тополя в открытое окно,
в присутствии неуловимого побега обратно,
в коридоры, дворы и лестницы единственного дома,
снова предпочитает гранит вопрошающего изваяния.
Как каждый, кто разбавляет поездку на одном колесе
по краю большой воды жигулевским,
стараясь получить шире и глубже,
когда звезды на небе уже появились.
Как каждый, кто соглашается облечь
своих друзей, открытые окна, в материю.
Как каждый подавившийся дорогой домой,
пытаясь не задохнуться, начинает описывать
в мельчайших подробностях пейзаж своей мясной тюрьмы,
в стремлении обустроить себе быт и уют.
Как каждый, кто своим утробным шепотом
выплетает из кожистых паутин на стене
плоть горизонтальной суженной и пробует ей обладать.
Как каждый, кто смотрит в узловатую гладь ее зеркала,
и тешит себя полнотой своих гладких форм,
наливающихся тягучим соком.
Как каждый, кто поправляет волосы,
держит ровным борт пиджака,
поглаживает свое округлое плечо,
в надежде вызвать симпатию спасения.
Как каждый, кто все это время
знает точные координаты своего отклонения в сторону.
Как каждый, кто производит с ними
математические операции.
Как каждый, кто склонен их
трактовать и анализировать.
Как каждый, кто склонен по ним
предсказывать будущее и вспоминать прошлое.
Как каждый, кому невозможно забыть,
кто знает, но изгибается, избегает каждый раз,
формируя тело своей черной кляксы.
Как каждый, кто ищет закон в форме этого тела.
Как каждый, кто находится в товарищеском страхе
отдернувших руку, отвернувших лицо
от ослепительного, нестерпимого света.
Как каждый, кто опять находится здесь,
я – идиот.